|
Вечная жизнь
ДУХ И ДУХОТА
Слово "дух" обозначает слишком многое. Прежде всего, конечно, это слово, как и встарь, как первоначально, обозначает воздух. В этом смысле "дух природы" есть единственный настоящий дух, только это не какие-то фантастические привидения и видения, а именно воздух, как грязный, так и чистый. Разумеется, в этом значении слова "дух" мало кого интересует (пока воздух есть).
"Дух человеческий" есть уже сравнение, и тысячи четыре лет назад оно, конечно, было творческой находкой. Все восторженно повторяли друг другу: "Представляешь, Мардукаплаидина сказал, что дух - не только воздух вокруг нас, но и воздух в нас! Удивительный у него всё-таки необычный взгляд на мир!" Воздух, вдох и выдох сами по себе ничуть не поэтичнее и не человечнее, чем любые другие окислительные процессы (а органическая химия ужасное занудство!). И вдруг этот вдох делается символом самого человека. Не биение сердца, не махание рукой, а вдох. Гениально! Биение сердца человеку слишком неподвластно, махание рукой слишком подвластно, а вдох - ровно посерединке. Биение сердца - и ток крови - становятся символом жизни как чего-то, данного человеку, но не вполне подвластному ему. Воздух - символ самого человека.
"Дух Божий" - следующий шаг. Меньше всего стоит подозревать автора этого сравнения в том, что он считал ветер и бурю дыханием какого-то огромного невидимого существа. Такое подозрение было бы, прежде всего, антинаучно, поскольку основывалось бы на мнении, что древние люди не были способны к абстрактному мышлению и к поэзии.
К сожалению, кроме шагов вверх, возможны шаги в сторону. В древности самым частым случаем такого убегания в сторону была озабоченность "духами" - не Создателем, а всевозможными невидимыми бесплотными существами. Не вера в их существование, а суеверие - то есть, сосредоточенность на этом существовании, а не на Главном. В наши дни самый распространённый, однако, шаг в сторону - шаг в "духовное". Не "духовность", а именно в "духовное".
"Духовность", при всей расплывчатости этого слова, есть нечто, что делают люди и как они это делают. "Духовное" есть нечто, что люди изучают, о чем пишут, о чём думают, о чём беспокоятся. Различие такое же как между едой и кулинарной книгой. Есть люди, которые почти не едят, но которые много пишут о еде. Одни обсуждают, как лучше фотографировать ягоды, другие собирают ягоды и едят их. Говорят, что в журналах мод на письма читательниц отвечают - прикрываясь женским псевдонимом - пропахшие табаком, плохо выбритые мужики. Есть христианство, индуизм, буддизм, иудаизм. А есть "духовное" - в современном мире оно преобладает, потому что современный мир производит огромное количество информации. На один поступок приходится двести статей об этом поступке, причём ни авторы статей, ни читатели не собираются какие-либо поступки совершать. Они читают лишь "для сведения". В лучшем (или в худшем?) случае они "изучают".
На одного человека, который молится наедине, становится на колени, ходит молиться вместе с другими, приходится сколько-то атеистов, сколько-то равнодушных, но и сколько-то людей, которые "интересуются духовным". Они много рассуждают, они могут быть профессиональными богословами - христианами, теософами, антропософами - но они не живут духовной жизнью. Изредка они благоволят зайти в какой-то конкретный храм и предаться там чему-то вроде молитвы или размышления, но вообще-то им без храма и без молитвы - во всяком случае, с другими - лучше. Они проектируют будущее религии, а настоящее их интересует лишь как предмет изучения и возможного руководства. На Западе такие люди в основном ассоциируются со словосочетанием "нью эйдж" ("новая эпоха"), в России - с "розой мира" (от названия книги Д.Андреева о будущем единстве всех религий под руководством мудрых-мудрых мудрецов). Такое "духовное" ужасно душно, в нём нечем дышать, как нечего поесть, если перед тобою разложена пусть даже тысяча изумительных картинок с изображениями вкуснейших яств, как некуда идти, даже если перед тобой карта всего мира, но ты сам связан по рукам и ногам.
"Духовное" легко спутать с "информационным" по очень отдалённому признаку - то и другое бесплотно. Человек, который уже освоил работу со знаками (например, программист или просто пользователь интернетом), но ещё не понял отличия знака от символа, может спутать изображение еды с символом еды. Религия использует символы, а не знаки. Встать на колени - символ готовности обращаться к Богу с молитвой, а не просто рассуждать о Боге. Изображение вставшего на колени - знак. Практическая разница простая: можно вывесить на стене или на веб-сайте сто изображений человека, стоящего на коленях. Это будет сто знаков молитв. Эти сто знаков или даже тысяча не заменят одного-единственного вставания на колени.
Многие участники "информационного общества" настроены агрессивно. Они привыкли к "апгрейду", к тому, что в техники или в компьютерных программах идёт постоянная "надстройка" - не эволюция, с её внезапными мутациями, а иногда и революциями, а постепенное усовершенствование. При этом усовершенствование идёт в направлении всё большего "развоплощения". Техника становится всё миниатюрнее. Проводов становится всё меньше. Появляется искушение совершить логическую ошибку и решить, что направление духовной, религиозной жизни такое. Должно быть меньше обрядов, обряды должны быть проще. Священные тексты разных религий начинают казаться инструкциями к разным компьютерным программам. Программы можно объединять без ущерба и даже с пользой для них, почему религии не желают интегрироваться? Понятно, что программная оболочка 1995 года и 1998 года - это частные случаи одной программной оболочки. Почему же индуисты и мусульмане не понимают, что индуизм и ислам частные случаи одной оболочки? Причём, в отличие от различных попыток объединить религии в рамках новой религии, которые известны в истории, "информационные верующие" пытаются объединить религии в рамках не религии, а идеологии, достаточно расплывчатой и дисперсной, но от этого менее уязвимой. Оттенков в такой "духовности" много, - от замкнутого в себе скептицизма по отношению к "формально верующим" до агрессивного призыва к тем, кто зачем-то возится с хлебом и вином у себя в храме "подняться к высшему" - питаться созерцанием фотографий красиво колосящихся полей, румяных булок и загадочно мерцающих чаш-граалей.
*
*
Парадоксальным образом, смерти больше боятся именно те люди, которые веруют в бессмертие души, а в воскресение мёртвых не веруют. Это логично: ведь для верующего в бессмертие души смерть крайне неприятная фаза.
Событие-то само, скорее, приятное - происходит долгожданное расставание с обрыдлым телом, с материальным миром, идеже печали, налоги и инфляция бесконечная. А вот старение, агония, - всё это так унизительно и недостойно человека. К тому же вера в бессмертие души обычно советается - и у христиан, и у нехристиан - с верой в мытарства. Жалок тот, в ком совесть нечиста! Бог для такой веры существо опасное и недоброжелательное, воздвигающее какие-то мелочные препятствия на пути к блаженству. Отчёт спрашивают, перетряхивают грязное бельё... "Помни о смерти" - как "mind the gap" в лондонском метро - "помни о провале" (там бывают большие расстояния между перроном и поездом).
Вера в воскресение мёртвых - в воскресение своего мёртвого тела, своей мёртвой бессмертной души - побеждает страх смерти. "Помни о смерти" превращается в игру - что помнить о том, что и так всегда рядом! Ведь смерть страшна лишь настолько, насколько она открывает двери греху. Но можно и без смерти их открыть! "Помни о смерти" для язычника - повод вспомнить о том, как мимолётно всё приятное и хорошее, для христианина - повод вспомнить о том, как прилипчиво и навязчиво дурное, ложное.
*
Атеисту кажется абсурдной соединененность высшего с низшим: «Пренебрежение Бога к своему неудачному творению. Творение, только и думающее о еде, - как ему быть удачным?» (Канетти Э. Человек нашего столетия. М.: Прогресс, 1990. С. 324).
*
Социологи знают: "Люди, если взять их в больших количествах, очень мало
друг от друга отличаются. Если перед вами три человека - они все разные. А если
три тысячи - они очень похожие" (Юр. Левада, в "Иностранце" 21.1.3)
*
Человек есть то, чего в нём нет. Лакан сказал, что человек определяется тем, что человеку недостаёт. Клеман (2000, 22) по-буддийски уточнил: человек определяется желанием - и совсем по-католически добавил: и желание это удовлетворяется в Церкви. Между тем, "желание", о котором говорил блаженный Августин - это желание не Церкви, а Бога. Желание Церкви, к счастью, удовлетворимо, желание Бога - нет. Бога много не бывает, а церковности и чайная ложка - уже тошниловка. Человек определяется Тем, Кого ему недостаёт.
*
Каждый человек уникален в силу богоподобия, потому что Бог - уникален. Язычество видело множественность и разнообразие на небе, на земле же язычество (даже неверующее) видит одинаковость, "человечество" как гирлянду из стандартных фигурок. Такие гирлянды вырезают из простой бумаги на новогодние праздники, если нет денег на игрушки: каждый человечек в них абсолютно совпадает с другим.
*
Деление людей на обpащенных более вовне и обpащенных наpужу пpоявляется,
видимо, и в pелигиозном опыте. Кто обpащен вовне, вовне и встpечает Бога:
пытаясь объяснить свою веpу, такой человек вспомнит пpежде всего о Робинзоне
Кpузо, котоpый, увидев след на песке, понял, что он не один на остpове,
или о том, что скульптуpа указывает на скульптоpа (хотя, конечно, существование
следов и скульптуp не доказывает существования людей, в том числе скульптоpов;
мало ли какие бывают случайности).
Человек же, более смотpящий внутpь себя, скажет, что существование души
свидетельствует о существовании Бога по кpайней меpе не меньше, чем существование
звезд с их точно pасчисленными оpбитами. Конечно, на самом деле, доказательств
бытия Божия нет, и ни звезды на небе, ни совесть недостаточно pеальны,
чтобы победить невеpие. Всякий знает, что в нем есть душа, но уже на уpовне
этого пеpвого знания начинаются pасхождения, котоpые пpиводят (словно pасходящиеся
pадиусы) к совеpшенно pазличным пpедставлениям о Боге.
Душа пpотивоположна телу как свобода пpотивоположна pабству. Из этого ощущения
тоже люди делают pазные выводы: кто-то pешит, что душа пpизвана спасти
тело, кто-то, наобоpот, что тело есть сpедство спасения души, нечто вpоде
тpенажеpа или кpеста. Это ощущение, если его осмыслять pелигиозно, пpиведет
к выводу, что Бог сотвоpил только душу, а тело подкинула какая-то нечистая
сила, так что обpаз Божий - душа, а тело - обpаз далеко не Божий... Впpочем,
веpить в Бога тут вовсе и не обязательно, и можно пpосто веpить в то, что
смысл бытия заключается в кочевании души от тела к телу.
Пpавда, многие люди тут же спpашивают, как быть с личной памятью, с теми
воспоминаниями, без котоpых мы себя не мыслим, но ведь очень многие люди
относятся к воспоминаниям как к части миpа матеpиального, анти-душевного,
и не видят в них (и в сознании себя как существа с памятью о конкpетных
событиях) ничего такого существовенного для души. Душе хоpошо без тела
(это чувствуется, а доказывается это или нет, зависит уже от pевности человека),
и без воспоминаний душе только лучше, ибо воспоминания есть память о телесном,
о матеpиальном. Тело и матеpиальный миp суть лишь сpедства воспитания души,
и тpебовать, чтобы душа доpожила воспоминаниями о пpебывании в том или
ином матеpиальном облике, - все pавно, что заставлять выздоpовевшего человека
доpожить воспоминаниями о своих ощущениях во вpемя болезни.
Библейский pассказ, на пеpвый взгляд, говоpит как pаз об этом: Бог создает
тело, а затем вдувает в него жизнь. Библия, действительно, использует обpазы,
пpивычные для большинства pелигий того вpемени; она только чуть-чуть их
меняет, и в этом "чуть" - пpопасть в pелигиозном откpовении и
самопознании человека. Бог вдувает душу в тело не после гpехопадения, а
до него. Тело не наказание Божие, а даp Божий. Такое откpовение не так
легко пpинять, оно пpотивоpечит ежедневному самоощущению человека, когда
тело воспpинимается как обуза. Лишь постепенно человек может заметить,
что не тело плохо, а наша неспособность упpавляться с телом.
Открыть своё тело часто труднее, чем открыть Америку. Строго говоря, человеческое
тело открыли через много веков после Америки: достаточно вспомнить, как
преследовали занятия анатомией, как укутывали тело даже на пляже.
Тело - даp, но только обкушенный и обтpепавшийся. Не Даpитель виноват,
pазумеется. Это совеpшенно дpугой способ воспpиятия тела, и он обычно идет
pука об pуку с иным воспpиятием души: она тоже ведь не всем кажется такой
уж идеальной свеpхчувственной сущностью, бpиллиантом в навозе. Душа если
и бpиллиант, то изpядно тpеснувший и помутневший. Дpевняя пpитча сpавнивает
тело со слепым, а душу со зpячим паpалитиком: они объединяются, чтобы укpасть
запpетный плод, а затем сваливают вину дpуг на дpугу: "Она показывала
доpогу! Оно pвало!" Тут оказывается, что не только душа, но и тела
нуждается в спасении, и что спасения не может быть пpосто pезультатом кочевания
от одного тела к дpугому. Спасение не в том, чтобы использовать возможности
одной матеpиальной оболочки и ее отбpосить, пеpейти к следующей, а в том,
чтобы увидеть себя как цельное существо.
Пеpеход от одного воспpиятия тела (и души) к дpугим pедко осуществляется чеpез логические pассуждения (может
быть, вовсе и никогда). Веpа, однако, откpывая человеку Бога, откpывает ему и дpугое воспpиятие самого себя.
Авpаам спеpва повеpил Богу, а потом уже пеpеиначил унаследованный от отцов словаpь, стал говоpить о душе не
как о бесплотном облачке в кучке гpязи, а стал говоpить "душа", где сегодня мы говоpим "личность".
Для него "плоть" - не "пpотоплазма", а "существование", "жизнь". Когда
Хpистос говоpит: "Сия есть Плоть Моя", - Он пpедлагает нам Свою Жизнь, и Он исцеляет не только невидимую
часть нашего существа, но и все наше существо.
*
Когда телега жизни идёт в гору, тело человека не чувствует того, что будет и под гору, будет и падение в пропасть.
Он весело и бодро, иногда вприпрыжку взбирается к вершине - к вершине физического расцвета. Именно в это время
дух обнаруживает свой талант - он взлетает выше вершины, он беспокоится, он ищет чего-то, что не встречается
на земле, он задумывается о смерти, когда тело уверено, что может жить вечно. Дух ведёт за собой тело - или
не ведёт...
Когда же начинается путь под гору, дух уже устаёт и скучает, ему кажется что всё ясно - либо что всё неясно
и ясно быть не может, но во всяком случае, верующий он или не верующий, дух человеческий все меньше заботится
о теле, да и небо кажется ему не таким ярким, как раньше. Зато тело теперь чувствует тление и распад, тело теперь
радо бы подумать о душе и воспарить - но в том и тление, что сил воспарять уже нет. Поэтому именно тело приобретает
особую важность во второй половине жизни, именно перед смертью телесной проверяется стойкость веры, как и прочность
неверия. Когда уже все слёзы высохли, все анекдоты рассказаны, все остроты отсмеяны, тогда и обнаруживается,
осталось у тела хоть что-нибудь, действительно связывающего с душой, осталось ли у души хоть что-нибудь от юношеского
восторга и мощи.
Тело своей слабостью добивается того, что дух добивается своей слабостью.
Невидимость души может обмануть даже обладателя этой души. Про тело каждый знает, мускулистое оно или расслабленное,зорко
видят глаза или близоруки. Своё тело нетрудно сравнить с чужим, они сравниваются и без нашей воли. Сравнить
души абсолютно невозможно, потому что проверка невозможна. Чем слабее душа, тем увереннее она в своей силе.
Чем подслеповатее душа, тем увереннее она в том, что созерцает мистические высоты. Никто не спутает чихание
с речью - а спутать эмоциональный подъём от хорошей погоды с религиозным экстазом явление ежедневное как закат.
Духовная жизнь есть не жизнь души, не движение к Богу, а открытие того, что душа твоя паралична, ссохлась, скукожилась,
что не просто малейшее усилие даётся ей с трудом, но что она с трудом отличает движение от паралича.
БЕССМЕРТИЕ ДУШИ ПРОТИВ ВОСКРЕСЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА
Вера в бессмертие души, видимо, остаток от веры в бессмертие и души, и тела. Эта вера - древнейшая религия человечества. Религия абсолютно искусственная, патологическая, способ защитить себя от ужаса смерти. Всё нормально - смерть лишь разъединение души и тела, а так и тело может после смерти ходить, действовать, даже убивать, и душа мыслит, передвигается, заботится о своих родственниках и т.п.
На уровне обрядов это проявляется как культ предков - точнее, как почитание покойников, чтобы они были "спокойны" и поменьше лезли в дела живых. Вера в бессмертие тела - все эти вампиры и вурдалаки - распространена меньше и с приходом науки уходит в кино.
Вера в бессмертие души, напротив, приобретает новые формы. Это же не культ предков, это культ друзей и родных. Какой там ад, какие вечные муки! Умершие просто освободились от мучений здешней жизни - от этого бремени в виде тела, подверженного всевозможным болезням. Умер - и слава Богу, воспарил и с высоты умилённо взирает на нашу жизнь (о, крайне деликатно, душевно!), по возможности стараясь нам помогать. Может, и не очень стараясь, но тогда ещё лучше - вовсю наслаждаясь бестелесным существованием. Это ведь как во сне летать! Конечно, никаких там восседаний с арфами на облаках, с этими пуританскими суевериями покончил Марк Твен. Никаких молитв Богу - зачем?! А просто... просто... ну, просто бессмертие души!
Конечно, вера в бессмертие души лучше атеизма, который полагает, что никакой души нет, и жизни нет, а если некоторые процессы, которые при определённых условиях идут, а когда условия прекращаются, то и процессы прекращаются. Перегорела лампочка - и всё. Грустить не о чем, поелику свет, которым горела лампочка, просто исчез, а не мается в аду. Э нет! Вера открывает Бога как Творца - как Того, кто наделил лужу из аминокислот "душой живой".
Однако, чем к более молодым пластам религиозного опыта мы обращаемся, тем громче говорит этот опыт о том, что "бессмертие души" вещь если не условная, то, во всяком случае, недостаточная. Ближайшая аналогия - бессмертие тела. Тело бессмертно в очень определённом смысле: оно ведь продолжает существовать. Ни один атом тела не исчезнет. Бог сменил небытие бытием, небытия нет, извините за тавтологию! Закон сохранения материи-с!
Правда, почему-то никого не устраивает сохранение материи. Всем хочется сохранить и душу. Отсюда интерес - абсолютно нехристианский - к "свидетельствам" о жизни после смерти, к явлению покойников в снах, не говоря уже о спиритизме.
Это не просто нехристианское суеверие, это антихристианская вера. Если душа бессмертна, то какое может быть воскресение? Зачем тело реставрировать-реконструировать? Без тела лучше! Мы же не сексуально озабоченные подростки, мы будем купаться в свете и предаваться познанию и любви. Чистой любви, абсолютно чистой! Бог, конечно, дал маху, внедрив душу в обезьяний организм, но смерть, к счастью, исправляет эту ошибку и превращает нас в создания совершенные и удобосущие.
Вера в бессмертие души вообще зарождалась, конечно, не как отпор атеистам (которых не было не потому, что люди были набожнее, а потому что люди были трусливее). Вера в бессмертие есть отпор человечества Богу. Кто там смертью грозился за непослушание? Ай, зачем пугал? Мы идём к Тебе - легионы и легионы бессмертных душ!
* * *
Такова история языческой веры в бессмертие души. Эту веру не проповедуют, она самозарождается в каждой новой душе.
Однако, есть ещё и Бог, Который хочет спасения человечества. От чего, кстати? От смерти? Но душа бессмертна! Во времена Христа большинство евреев не верили в воскресение, не говоря уже о других народах. Вера в воскресение была достаточно недавним религиозным открытием - и откровением, хранили эту веру фарисеи. Для большинства же разумных людей, вполне уверенных в бессмертии души, проблема была лишь в справедливости. Спасение - это чтобы все мои враги вечно мучались, а я был вознесён туда, куда не достигает копоть адского пламени, а где, напротив, благораствор и прохладодуй.
Отчего же это Христос всё время говорит о том, что принёс жизнь? Он что, не знает, что душа бессмертна?
Проще всего это объяснить тем, что Иисус не разделял человека на душу и тело. Кстати, именно так поступали евреи - они говорили о "плоти" как едином целом. Поэтому может показаться, что Иисус большой материалист: "Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную".
Кстати, ни один христианин, кажется, этому совету не последовал. И это очень хорошо. Хотя ближним глаза выкалывали; православнейший император византийский Василий ослепил несколько тысяч пленных болгар. Что делать - каноны требуют жертв, а болгары хотели церковной независимости, не говоря уже о прочих мелочах.
Иисус материалист ровно в той степени, в какой человек материален. Человеку своя материальность не очень нравится - во всяком случае, когда наступает старость. А "старики управляют миром", во всяком случае, миром религиозным. Только вот Иисус - не старик, Он немножко старше самой старости. Он был, когда времени ещё не было. Поэтому Он пришёл спасти человека не "духовно", а целиком.
Более того: Иисус не только заботится о теле, Он ещё не слишком заботится о душе. А как иначе расценить предложение "погубить свою душу"? И как можно погубить - то есть, уничтожить - то, что бессмертно?
Оказывается, легко - спросите Иуду, он подтвердит.
Оказывается, бессмертие вовсе не "состояние по умолчанию". Оно тесно связано с Богом и без Бога невозможно. Бессмертие не вделано в душу, оно даётся - и не душе, а всему человеку. "Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий" (Ио. 6, 27).
"Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день". Поэтому главным таинством Церкви становится Причастие. "Источника бессмертного вкусите" - это не нужно тем, кто верует в "бессмертие души".
Вера в бессмертие души была подорвана, конечно, задолго до Христа. Как выразился - абсолютно неоригинально - апостол Иаков: "что такое жизнь ваша? пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий". Нет, конечно, этот пар исчезает из поля зрения живых, а вообще этот пар бессмертен. Только что за радость в этом бессмертии!
Бессмертие, оказывается, может быть если не злом, то не такой уж большой радостью. Об этом за последние триста лет много сочинили романов и пьес. Причём, даже бессмертие целиком - с душой и телом, тем более, бессмертие без тела. Если уж голове профессора Доуэля погано, то каково душе, когда она расстанется с этой головой!
Бессмертна душа, бессмертна, небытия нет по определению, но только - "спасите наши души". Или, говоря языком древней молитвы Духу Святому: "и спаси, Блаже, души наша". Зачем спасать то, что и так бессмертно? Мы что, просим у Бога безболезненной смерти, как просим зубного врача побольше обезболивающего? Тогда почему христиане почитают мучеников - а не как древние греки, которые почитали умерших во сне, без боли?
Бог приносит в мир воскресение, когда мир открывает недостаточность бессмертия. Жизнь, оказывается, измеряется не длиной, а глубиной, - вот суть религиозных открытий, которые сложились в то, что один историк назвал "Осевое время" - а ось это Крест. Есть разница между неуничтожимостью, бессмертием души - и вечной жизнью человека. Душа бессмертна, но если эта душа безлика, то бессмертие её - её мучение.
Что такое "личность", чем она отличается от души, как она образуется, что происходит с ней после смерти, - об этом можно говорить долго, но пока, к сожалению, разговоров о личности больше, чем личностей. Грех, ненависть, зло тысячелетиями сдерживали воспоминание человека о том, что он - не просто тело и душа, но что он призван стать личностью. Тело и душа - это луковица, личность - цветок. Бессмертная луковица, конечно, лучше, чем сгнившая луковица, но всё же не для того Бог творил человека, чтобы вышел бессмертный пар.
Отсюда нарастание с каждым веком христианской истории - которая не случайно длится и длится - нарастание неудовлетворённости. Отсюда "быть или не быть". Что за вопрос, казалось бы - конечно, быть! "Не быть" - невозможно, "небытие есть" это противоречие по определению. Почему это христиане так шарахаются от самоубийства! Неужели лишь потому, что малозначительный эпизод в существовании бессмертной души произошёл не по Божьему расписанию? Но разве Бог - кондуктор?
Небытия нет, но человек-то есть. Человек - уникальное существо, способное не только спросить "быть иль не быть", но способное не быть. "Мёртвые души" - это ведь не про умерших же крепостных, а про вполне живых господ! "Живой труп" - не о вампирах же!! Тоскливый вопль людей, задавленных деспотизмом: жизни хочу, а не существования - не о частной же собственности и поездках заграницу!!!
Душа бессмертна, а человек смертен. Мёртвое тело есть, оно не исчезло в момент смерти. Но оно уже не может двигаться, не может дышать. Без души его неуничтожимость ничего не стоит. Атомы из тела Александра Македонского перейдут в стул, а что проку? Так и душа и без тела - что проку? Она неспособна любить, да и дышать (а "душа" - то, что "дышит"). Она неспособна любить, потому что неспособна проявить свою любовь.
Евангелие есть благая новость не о бессмертии души - бессмертие души было ко временам Христа довольно несвежей новостью. Евангелие есть благая весть о том, что вечная жизнь не связана ни с блокбастером Страшного Суда, ни с национально-государственными хлопотами, какими бы избранными не были нации и государства.
Вечная жизнь есть чудо контакта Бога и человека. Нет контакта - и бессмертная душа бессмертно качается сморщенным воздушным шариком на проводах, пустая, скучная, никому не нужная и ни о ком не тоскующая. Есть контакт - и чудо творения переходит в чудо творчества, в чудо вечного расширения человека далеко за пределы "души", за барьеры представлений о вечности как бесконечном пляже на Тихом океане. Есть контакт - и жизнь наполняется, и умерший немыслимым, невероятным для живых образом остаётся в общении, загадочном и благодатном, зависящем не от культа предков, а от любви Божией.
*
Свящ. Сергий Булгаков – к сожалению, нуждается в редактировании, потому что любил витиеватость. И одна из его витиеватых мыслей (в «Купине Неопалимой»):
что душа для тела, то Бог для человека. Тут примечательнее всего нетривиальная асимметричность: не «Бог для души», а именно «Бог для человека». «Как
душа является жизнью тела, так Бог для человека есть живот вечный, жизнь души».
|
